Однажды к мастеру Шри Япутре пришли странники.
-Учитель, вот уже пять лет мы практикуем дзадзен, читаем коаны,
делаем асаны, но так и не достигли самадхи.
Шри Япутре открыл один глаз и после непродолжительной паузы ответил:
- Идите откуда пришли, я и слов-то таких не знаю...

Согласно учебникам по истории педагогики, воспитание как отдельный вид деятельности появилось примерно 40 тысяч лет назад, но подражательное поведение, копирование успешной модели, характерно не только для человека, но и для многих млекопитающих. Именно оно дает возможность аккумулировать внутри сообщества опыт, полученный отдельными особями, способствуя, таким образом, его выживанию и развитию.

Опекуны и наставники представляют собой то средство, которым накопленный опыт передается дальше, идеальный образец для копирования и, с одной стороны, они, подобно матери, вскармливающей своих детей молоком, они призваны давать молодому поколению питание души, знание, а с другой – на них же возлагается задача по «обтесыванию» острых углов и направлению роста навыков и знаний в нужное русло.

Таким образом, в структуре этого образа сразу видно несколько противоречий – с одной стороны, дающий полезные для жизни знания и навыки должен владеть ими в совершенстве, достойном подражания – с другой, свои силы и энергию он расходует в этом случае на мета-деятельность, а не на их применение в своих интересах или интересах сообщества. С одной стороны, от него зависит многое – с другой – сам он остается в тени, представляя себя в мире через своих учеников. Он одновременно и отжившая сухая форма, предназначенная для новой отливки, и источник живой питающей энергии. Он должен быть лучшим и при этом – не быть.

У каждого учителя две стороны – добрая, кормящая, дающая силы и знания и вторая – карающая, строгая, контролирующая, обучающая ответственности и послушанию. Как добрый и злой полицейские (а мы же помним, что на полицию возлагается и воспитательная функция).

Представления о том, каким должен быть идеальный наставник менялись вместе с представлениями о том, каким должен быть идеальный человек, а также о том, что такое ребенок и как соотносятся между собой мир взрослых и мир детства.

Еще один важный момент – наставники это те, кто приходит в жизнь человека «на смену» родителям, становятся как бы новыми родителями, предоставляемыми обществом для того, чтобы формировать его новых участников. Переход от частной жизни и маленького домашнего мира к общественному. И степень и возраст этого вмешательства также зависят от того, насколько глубоко общество стремится проникнуть в частную жизнь своих граждан и какие представления о соотношении личного и профессионального существуют в данной культуры.

В антиутопиях такой переход, зачастую, осуществляется как можно раньше – дети воспитываются специалистами-профессионалами с рождения, для того, чтобы исключить все возможности частного влияния – подобной цели должна была служить система яслей-садиков-школ-продленки, призванная с младенчества обеспечить детям правильное – то есть, профессиональное, не домашнее, воспитание. Переход из зоны влияния родителей в зону влияния общества – может выглядеть и как система школ-интернатов в Англии, и как готовящий фрейлин и гувернанток Смольный институт, и как младшая дружина при княжеском дворе, и как система найма подмастерий.

Для кого-то выход из родительского мира становится освобождением, для кого-то – концом счастливой детской свободы. Это зависит и от того, как соотносятся в данной культуре и в внутри- и внесемейное, и от конкретной семьи и конкретного наставника, к которому попадает ребенок, подросток, послушник и любой другой неофит. Для кого-то второй родитель может стать проводником в лучшую жизнь, для кого-то - жестоким тираном. И этот тот переход, который... должен свершиться, позволив плоду отделиться от ветки, детям – покинуть родителей и стать взрослыми.

Вот как описывает этот переход Франсуаза Дольто, французский психоаналитик:

«Есть нечто примечательное в тормозящем эффекте, который оказывает чужой взрослый, заменивший родительскую опеку и взявший на себя заботу о подростке. Аид заменяет Персефоне мать-Землю для того, чтобы девушка прошла через весну жизни. Если доминирующий взрослый не сумеет внушить подростку, что ведет того к свободе, подростка не удастся взять в плен. Вот мудрость мифа, который осуждает похищение подростков, покинувших надежное убежище детства»

Речь идет об обретении социальной и половой зрелости. О выходе на новый виток героического цикла. Такой выход может быть невозможен под руководством родителя, слишком сильно заинтересованного лично. Возраст, в котором человек получает наставника, может сильно варьироваться. Человек, находящийся под опекой наставника уже не является младенцем, принадлежащим природе и семье, но и не является в полном смысле этого слова взрослым.

Франсуаза Дольто о переходном возрасте пишет следующее:

«Рыцарский роман выводит на сцену героя-пажа, оруженосца, а в средневековых хрониках упоминаются ученики, студенты. Жиля Блаза из Сантилъяны называют ребенком [См. роман А. Р. Лесажа «Исповедь Жиля Блаза из Сантильяны» (1735).]. Филипп Арьес убедительно доказывает, что до конца XVIII века студентов относили к классу детей. Молодого человека могли называть «дитя» до двадцати пяти лет и даже до тридцати. При дворе принцы оставались инфантами до тех пор, пока им не приходил черед сесть на трон. В деревне юношу считали ребенком до восемнадцати лет. В наши дни тоже еще существуют некоторые устоявшиеся привычки в медицинском мире. В главной детской больнице принимают и... пятнадцатилетних больных».

Семья и школа

Точная задача наставника, и, соответственно, требования к нему, определяется, в первую очередь тем, каким общество видит человека. В Древней Греции целью опекуна являлось помочь ученику в достижении гармонии, в Средние Века – спасти его от собственной грешной природы (не лучшие были времена для учеников), в эпоху Возрождения в моду вновь вошло развитие природных способностей и склонностей, во времена технической революции закрепилось классно-урочная система, призванная готовить бывших крестьян, живших в ритме «от зари до зари» к работе «от гудка до гудка».

Ллойд Демоз выделяет два типа воспитательской заботы: эмпатическую и проективную. Первая связана с умением чувствовать потребности воспитываемого, а вторая представляет собой реализацию на его материале тех неосознаваемых чувств, которые воспитатель испытывает по отношению к себе – увы ученикам эпохи средневековья: человек слаб, искушение велико, плоть немощна, дух же бодр, а на пути к царствию небесному останавливаться не следует ни перед чем. При формировании из рыхлого и бесформенного сгустка энергии, которым является пришедший «из семьи» хаотичный ребенок рационального и «твердого» члена общества требуется сила. Ну и, конечно же, взрослые стремятся изгнать из ребенка то опасное, что видят в себе.

«Из-за нежности члены ребенка могут легко и быстро согнуться и скривиться и принять разные формы. И посему конечности и члены подлежит связывать повязками и другими подручными средствами, чтобы они не были изогнуты и не принимали дурной формы...» Ребенок пеленался потому, что-был полон опасными, злыми родительскими проекциями. Пеленали по тем же причинам, что и сейчас в Восточной Европе: ребенка надо связать, иначе он исплачется, поцарапает себе глаза, сломает ножки или будет трогать гениталии. Как мы увидим скоро в разделе о пеленании и стеснениях, все это часто выливалось в надевание всякого рода корсетов, спинодержателей, кукольных шнуровок; детей привязывали к стульям, чтобы те не ползали по полу «подобно животным». (Демоз, Психоистория)

Вот что тот же автор пишет о проективном характере отношений между обучаемым и обучающим:

Ренессансный педагог говорит, что, наказывая ребенка, вы должны ему сказать, «что вы наказываете себя, наказываете сознательно, и требуете от него не ввергать вас больше в таковые труд и боль. Поскольку, если ты так поступаешь [говорите вы], ты должен страдать частью моей боли и потому ты должен будешь испытать и подтвердить, что эта боль для нас обоих». Думаю, это самое важное, что нужно понимать о внутреннем архетипе педагога – наш внутренний наставник, в первую очередь, ориентирован на внутреннее представление о себе самом – своих недостатках, нуждающихся в исправлении и своих сильных сторонах, нуждающихся в развитии.

Власть и авторитет

Как мы уже упоминали выше, подражательный механизм у животных действует наиболее эффективно по отношению к успешному образцу, общество заинтересовано в том, чтобы передавать лучший образец, преподаватель, с одной стороны, должен уметь делать что-то важное и нужное, с другой стороны – ничем этим не заниматься, посвятив себя воспитанникам. А работа с молодежью издревле на словах объявлялось занятием весьма важным и почетным, но на деле далеко не всегда являлось престижным – как правило, наставники далеки и от власти, и от денег.

Собственно, древнегреческое слово «педагог» обозначало раба, сопровождавшего мальчика на занятия в школу (девочки воспитывались дома, их к общественной жизни не готовили). Позже в Европе положение нянь, гувернанток и гувернеров также было несколько двусмысленным – они не относились, в полной мере, к миру слуг, так как садились за стол вместе с господами и их детьми, но и не были равными им. Педагог, с одной стороны, должен помнить о своем положении наемного работника и вообще почти слуги, а с другой – следить за дисциплиной и послушанием. Одна из сестер Бронте, Энн, в своем романе «Агнес Грей» подробно описывает, с какими трудностями могла сталкиваться гувернантка, работающая с детьми, действующими, как и их родители, в парадигме «господа и прислуга», а вовсе не «старших нужно уважать». Да и в знаменитом романе ее сестры Шарлотты есть эпизод, где приехавшие в имение гости обсуждают гувернанток не в самой приятной манере, никак не стесняясь присутствия героини – ведь слуги не люди, ну или не совсем люди.

И результатом подобного противоречия часто является вопрос о том, «почему меня учат экономике люди, приехавшие сюда на метро», и о том, почему авторы тренингов и курсов, посвященных лидерству и достижению финансовых целей, не становятся миллионерами сами.

«Естественным» путем появления наставника является пожилой возраст или отход от дел в результате травмы, хотя результатом его часто становится попытка прожить вторую жизнь в своих учениках – за них, что далеко не всегда бывает им полезно. В восточном мастере мы видим несколько другой образец – того, кто по-прежнему превосходит всех, но ему это уже не надо. Не интересно, он выполнил свой героический поход и теперь остается идеальным образцом того, как правильно его пройти – шаблоном. Свободным от страстей и тревог, тревожащих его юного ученика. Тот, кто может все, по-настоящему уже не может практически ничего.

Бей своих

В ситуации, когда «естественного» авторитета, вызванного уважением к навыкам, заслугам и умениям опекуна нет, а порядок и дисциплина нужны, испокон века многие наставники прибегали к старому доброму насилию – средству, многократно прошедшему проверку на удобство применения и эффективность в достижении морального удовлетворения применяющим..

Педагогика издавна была территорией легализованного насилия под лозунгом «для твоей же пользы». Нет ничего такого, чего нельзя было бы сделать с живым и при этом «своим» человеком в целях воспитания – вспомним, как звучат многие угрозы «я им покажу», «это будет хороший урок», «они у меня научатся». Кроме преподавателя такое позволено только воину – но по отношению к врагу, к чужому. Если желаете посмотреть свежие полевые новости о том, что готов себе позволить рядовой гражданин общества на благо его (общества) просвещения, и какие бывают последствия, в сообществе Ру_ЧП даже тег специальный есть.

Демоз в книге «Психоистория» описывает то, как историки, описывая методы воспитания, склонны безоговорочно оправдывать их:

Когда другая описывает матерей, которые регулярно бьют своих детей палками еще в колыбели, она добавляет без малейшего правдоподобия, что «если эта дисциплина была и суровой, то она была равно и справедливой, и осуществляемой с добротой». Когда третья обнаружила матерей, которые купали своих детей в ледяной воде каждое утро, чтобы «закалить» их, и дети от этого умирали, она говорит, что «они не были намеренно жестокими», но «просто читали Руссо и Локка». Нет такой практики в прошлом, которая не показалась бы добром социальному историку. Когда Лэзлетт находит родителей, регулярно отправляющих своих детей в семилетнем возрасте в другие дома в качестве слуг и берущих других детей для прислуживания себе, он говорит, что это действительно доброе дело, так как «показывает, что родители, может быть, не желали подчинять собственных детей трудовой дисциплине дома». Согласившись, что жестокое избиение маленьких детей различными предметами «в школе и дома, кажется, было принято в семнадцатом веке и позднее», Вильям Слоэн чувствует себя обязанным добавить, что «дети тогда, как и позднее, иногда заслуживали избиения».

Китайские мастера боевых искусств (во всяком случае – в кино) лупят и мучают учеников с нескрываемым удовольствием, давая им живой пример того, как надо. Великому Учителю из анекдотов позволено все – что бы ни сказал или не сделал мастер объявляется безусловно ценным, важным и правильным, а если ученик чего-то не понял, так это он балбес, а перед ним – коан о хлопке одной ладонью, не меньше.

Потому что если авторитета нет, его нужно создать. И потому, что обучение оправдывает что угодно.

Лучшие в мире

А теперь образ советского педагога – слайды, пожалуйста. Проведенное Шипулиной Н.Б. исследование образа педагога в советском кинематографе (являющимся для нас важнейшим из искусств, как мы помним), подтверждает предположение о том, что педагог является «идеальным шаблоном» для своей эпохи. В 30-40 годы наставничество является высокой миссией, получение образования, ведущего страну в светлое завтра, - путешествием героя, а сражение с неграмотностью приобретает вид настоящей битвы.

Двуликий советский педагог – строгую наставницу в суровом костюме ученики уважительно пропускают в класс, в фокусе картины – она, тогда как «добрая» учительница в мягкой белой блузке уступает дорогу детям – делая их главными участниками образовательного процесса.

В 1950-1960 преподаватели становится «ближе» и человечнее – что соответствует изменениям, произошедшим в обществе. Следует также отметить, что герои фильмов «Весна на Заречной улице» и «Доживем до понедельника» работают не с детьми, а со взрослыми – и здесь в полной мере раскрывается конфликт между личностью и личным опытом (который у героев может быть меньшим, чем у их учеников) и ролью, возложенной на преподавателя обществом.

Позже в культуре появляются и примеры не самых лучших, безразличных педагогов, - то есть, фактически, живущих собственной жизнью – Маргарита Николаевна из фильма Чучело, да и классная руководительница из сериала «Школа» демонстрируют собой пример, когда от роли остается лишь маска, да и та смятая и бессмысленно болтающаяся где-то в районе виска. В новое пространство наставничества удается перейти лишь пропившему глобус географу, давно и прочно отказавшемуся от собственной жизни.

Практикум

Практикум сегодня будет коротким: оглядитесь вокруг. Найдите человека, которому вам бы хотелось дать ценный совет или чему-то научить – и попробуйте применить этот совет или навык к себе – возможно, именно он сейчас отвечает какой-то вашей внутренней потребности.